Глава 9. Меч в стране хеттов, Палестине и Ханаане, Финикии и Карфагене, Иудее, на Кипре, в Трое и Этрурии (окончание)

По поводу того, кто был коренным населением Кипра, есть весьма непрочные основания считать, что это были «арийцы» из Малой Азии, фригийцы, ликийцы, лидийцы или киликийцы. Должно быть, это было раннее «семитское» заимствование, что видно по таким именам, как Ама-тус — греческая форма от «гамат», «высокий город», что принято объяснять через еврейское «амат», внук Ханаана. Финикийцы селились по большей части на юге острова и сделали его форпостом Тира и Сидона. Геродот повествует нам, что там были также и эфиопы, согласно их собственным данным (VII, 90), — он подразумевает здесь под эфиопами кушито-азиатские племена из Персидского залива.

Технологии свои Кипр получил от финикийцев, чьи бронзовые пластины находили в подвалах дворцов Ниневии. Гравировка по драгоценным камням и работа по «черному камню» (pietra dura) высоко культивировались. Резьба по стеклу и кристаллу была хорошо известна там уже тогда, когда Геродот (II, 69) еще описывал первое только как «оплавленный камень», возможно, ссылаясь на «самоцветную кашицу». Но Теофраст через полтора века после историка упоминает стекло как якобы производимое путем плавки определенного камня. Я уже ссылался на причудливую благопристойность и украшенность глиптических останков на острове Венеры, праздники которого, судя по описанию, имели ультраканопский характер.

«Находки» кипрского оружия не имеют большой важности; возможно, этому предмету просто не уделялось еще должного внимания. В Дали (Идалиуме) был найден замечательный кинжал с открытым кольцом для украшения между рукояткой и лезвием, а вместе с ним — медные топор и наконечник копья.  

В одной гробнице в Аматусе нашли медные топоры и железные наконечники стрел, а в другой, там же, — железный кинжал. Есть очаровательный кинжал из Куриумской сокровищницы.

На одной патере1 были обнаружены прямой клинок, тесак для мяса и египетские листообразные мечи, а также поломанная статуя воина из Голгои с палашом или тесаком, висящим под колчаном с левой стороны. В гробницах, где были терракотовые всадники, неизменно находили один-два наконечника копий семи—десяти дюймов в длину, в то время как фигуры солдат часто сопровождались боевым топором, ножом или кинжалом. Сцена обезглавливания Персеем Горгоны украшает саркофаг, также найденный в Голгои; а голова Медузы явно послужила прототипом головы индусской богини Кали. Находки средневекового оружия, кажется, имеют большую важность, чем древнего. Есть интересное упоминание — но это лишь упоминание — о венецианском оружии, взятом из двух казематов в Фамагусте, древней Амта-хадасте2, Аммохостосе Птолемея (V, 14, 3): особенный интерес представляют рапиры, на ручках которых изображен герб Иерусалима и гербы их владельцев, инкрустированные золотом.

На материке к северу от Кипра лежит совершенно замечательная страна, которая, формируя точку соединения, является связующим звеном между Востоком и Западом и была одним из мостов первых переселений из Азии в Европу и наоборот.

Отсюда и интерес, вызнанный раскопками доктора Шлимана. Его работы слишком хорошо известны, чтобы вдаваться в детальное описание пяти (семи?) городов, «последовательные слои руин которых, все 1'ще хранящие следы пожаров, свалены на высоту пятидесяти (двух с половиной) футов над бывшей вершиной горы Гиссар-JD.IK. Труды этого исследователя, по словам его редактора, прошли через «несколько стадий — некритичное принятие, гиперкритичное отторжение и избирательное верование»; я могу отметить лишь то, что вопрос Трои сейчас кажется еще дальше от разрешения, чем когда-либо был (если такое вообще возможно). Точно мы можем сказать, где ее не было. Глава раскопок начал с того, что предположительно поместил город I [риама на второй снизу слой, находящийся на глубине двадцати трех — тридцати трех футов от поверхности; впоследствии он изменил свое мнение в пользу третьего слоя. Жаль, что этот ученый автор не представил свою живо написанную книгу «Троя» на рассмотрение профессионального археолога. Тогда нам не пришлось бы столько читать о «хеттском орнаменте «свасти», о том, что «троянцы пользовались солонками и перечницами» или что «эпос «Рамаяна» был написан самое позднее за восемьсот лет до рождения Христа», и о «заимствованиях санскритских слов без изменений»2. В дальнейшем, говоря о «собственно Трое» и «троянском слое», я буду иметь в виду Трою в понимании доктора Шлимана.

В этом городишке на момент его разрушения еще продолжалось технологическое использование каменных орудий. Их обнаруживали во всех четырех нижних слоях, и даже в афинском Акрополе. Однако они встречаются в соединении с золотом и серебром, медью, бронзой и следами железа — но не с оловом1. Этот народ, как и большинство варварских народов, был опытен в металлургии; и если диорит доктора Шли-мана — действительно диорит2, то, значит, они работали хорошо закаленными инструментами. Медь, либо чистая, либо с небольшой примесью сплавов, была самым распространенным металлом. Мы читаем про ключ, про большой двусторонний топор, про подставку для вазы, про гвозди, булавки для одежды, про любопытный инструмент, похожий на трензель из конской сбруи; про линейку, большое кольцо, котел, два целых шлема, три кривых ножа и копье со средней прожилкой. Над так называемой «Великой Илионской башней»3 была обнаружена большая отливная форма из слюды, предназначенная для отливки двенадцати различных предметов — топоров и кинжалов. Так мы узнали что-то о длинных медных ножах, которые герои Гомера носили позади мечей и использовали для жертвоприношений; также мы можем сделать закономерный вывод о том, что поэты времен Илиады не могли, как это часто предполагается, не знать процесса плавления и отливки металлов. Рядом с этой важной формой для отливки находится красивое копье и длинные тонкие прутья с загнутым концом, предположительно булавки для одежды или причесок. Железо содержалось только в одном снаряде для пращи, хотя доктор Шлиман и часто упоминает «магнитный железняк»4.

В «верхнетроянском слое» были обнаружены и другие формы для отливки прутьев, и четырехфутовый тигль, в котором еще осталось немного меди. На воротах, которые, по предположениям, являлись «скейскими» или «левосторонними»1, имелось два медных засова. В так называемом «дворце Приама»2 было найдено около дюжины длинных гонких булавок для одежды или причесок; одна из пяти булавок, сплавившихся воедино от пожара, имела две отдельных головки: верхняя — чечевицеобразная, а нижняя — совершенно круглая. Толстые гвозди, предназначенные для забивания в дерево, встречались редко — за два года работ их было найдено всего два. Были найдены в конце концов и фрагменты меча, копья и других инструментов.

Первым предметом из обнаруженных в так называемой «сокровищнице Приама» был медный щит менее двадцати дюймов в диаметре. Плоскость его окаймлена ободком в полтора дюйма высотой. На нем имеется выпуклость два с третью дюйма на четыре с третью в размере — и эта выпуклость окаймлена бороздой две пятых дюйма шириной. Так, Антике и Аулакс, приспособленные для несения защитной службы, напоминают щит Аякса, который можно было складывать в семь раз, изготовленный Тихием' (Илиада. VII, 219—223), и щит Сарпедона, с округлой пластиной из кованого «халкоса», чья кожаная обивка внутренней стороны крепилась ко внутренней кромке золотой проволокой или заклепками (Илиада. XII, 294—297). Под левую ручку котла для кисломолочного напитка лебен были прочно при-плавлены два фрагмента копья и боевого топора. Было там и тринадцать медных копий, от семи дюймов до фута длиной, ширина же их была от полутора до двух и одной трети дюйма. В древках их были отверстия для булавок для крепления; греки и римляне вставляли древко в специальный раструб, имевшийся на наконечнике копья. Был там и обычный односторонний нож шести дюймов в длину, и семь двусторонних кинжалов, самый большой из которых имел десять и две третьих дюйма в длину и два дюйма в ширину. Рукояти были от двух до двух и трех четвертей дюйма, а концы хвостовиков, где должна была бы быть головка, были изогнуты под правильным углом. Несомненно, хвостовик был вставлен в деревянную оправу; если бы она была костяной, остался бы какой-то след. Кончик хвостовика был просто загнут на расстоянии примерно полдюйма от конца, чтобы удерживать рукоятку на месте. Такая древняя система крепления до сих пор еще не является полностью устаревшей, особенно в варианте, когда металл остается незакрытым. Единственным признаком меча был фрагментарный клинок длиной пять и две трети дюйма и примерно два дюйма в ширину, с острым лезвием на зубилообразном острие. В «сокровищнице» было найдено много золотых пуговиц, похожих на наши современные запонки для рубашек. Возможно, они служили для украшения ремней, на которых носили мечи, ножи и щиты.

Рис. 200. Медный меч с острым концом из «сокровищницы Приама»

Из работ доктора Шлимана можно догадаться, что его «Троя» на момент своего разрушения представляла собой городишко, живший в каком-то отношении еще в каменном веке, находившийся в расцвете своего века медного и, возможно, на заре века железного. Жители города, очевидно, знали алфавит, чем их противники-греки похвастаться не могли; вообще, сравнивая эти развалины с аналогичными в Микенах, можно сделать вывод, что культура троянцев не уступала, если не превосходила культуру эллинов того времени. Любопытно отметить, что чем больше углублялись раскопки, тем больше было признаков технологических достижений. Согласно Геродоту, египтяне знали о могуществе Трои, хотя никакого египетского влияния в раскопках обнаружено не было, и Бругш отрицает любые намеки на Трою в египетских памятниках. Такое же отмежевание наблюдается и от Финикии и Ассирии. Сходство терракотовых статуэток с найденными на Кипре и некоторыми найденными на Эгейских островах позволяет предположить, что существовали давние отношения между фригийскими троянцами и фригийскими греками, поскольку и те и другие — индоевропейцы, и что вековая Троянская война была, как и недавние российско-польские столкновения или война федералов и конфедератов, не чем иным, как «семейной враждой» — злобная ссора соперничающих родственников.

В завершение неисчерпаемой троянской темы: Гомер, или так называемый Гомерид, описывает город по легендам своего времени, как никогда не путешествовавший англичанин описал бы Кале времен королевы Марии. Нет оснований верить, что он видел Трою; это еще менее вероятно, чем предположение, что он умел рисовать с фотографической точностью. Поэтому чересчур смело было бы заявлять об обнаружении Скейских ворот или Приамова дворца. Даже количество находящихся друг над другом городов вызывает споры. Доктор Шлиман («Илиос и т. д.») полагает, что их было семь, а доктор Вильгельм Дерпфельд сокращает их количество до шести:

1.         Греческий Илиум последней, или «римской», эпохи,

тянущийся футов на шесть вглубь.

2.         Греческий Илиум «македонской» эпохи, взятый Фим-

брией в 85 г. до н. э.; он тянется погнад плато, соединяю

щимся с Гиссарлыком..

3.         Ранний греческий Илиум, взятый Харидемусом (359 г.

до н. э.). Он, кажется, ограничен небольшим холмом.

4.         Маловажная деревня; возможно — п. 3 на ранней стадии

развития, когда Гиссарлык населяли переселенцы из Эолии.

Свидетельство о наличии у них керамики2 позволяет предпо

ложить, что это — древнейшие эллинские находки.

5.         Доисторический город.

6.         Отдельный слой развалин, тоже доисторических.

Доктор Шлиман добавляет к этому перечню еще № 7 —

самые древние доисторические постройки, обнаруженные на скальном грунте на глубине пятьдесят два фута под поверхностью и пятьдесят девять футов — под сегодняшним уровнем равнины.

В итоге мистер У.У. Гудвин приходит к «итоговому заключению» касательно Гиссарлыка, гласящему, что там только прогрессивному гению которого Рим обязан своими первыми шагами в искусствах, технологиях и вооружении. Свет был пролит на эту страницу доисторического знания недавними обширными раскопками в графстве Эмилиан недалеко от 1>олоньи, тирренской Фельсине (Вельсине). Мой друг, недавно умерший профессор Бианкони передал мне сопроводительный набросок (рис. 202) исключительного железного клинка, обнаруженного в развалинах Марзаботто. В работе, напечатанной, и» не опубликованной ученым-археологом графом Гоззадини из Болоньи, он описывается следующим образом: «В нише всего тридцати сантиметров в глубину лежат на расстоянии двух метров друг от друга три скелета, чьи головы по-иернуты на восток. На каждом — железный клинок меча, шестьдесят два сантиметра в длину и четыре с половиной в ширину у хвостовика (spina), сточенный до формы листа оливы; все они имеют среднюю жилку или продольное ребро. К одному из клинков окисление частично присоединило остатки железных ножен, чуть выпуклых к концу и имеющих прямоугольный вы-ступ, возможно, предназначенный для размещения крюка, которым меч цеплялся за перевязь. I (оверхность ножен имеет среднюю жилку, как и лезвие, а волнообразное устье их приспособлено к рукояти меча. На этой поверхности есть только дна рельефных ушка (borchie), соединенные скрепой (listello). Хвостовик, двенадцати сантиметров длиной, показывает длину рукояти, которая, будучи сделанной из менее долговечного материала, полностью исчезла».

Длинное узкое лезвие рапиры с центральной жилкой впервые встречается на египетской бронзе; для более жесткого металла этот шаг оказался легче. То, что железная форма часто встречается н Этрурии, так же как ее медный аналог — в Микенах, подтверждается обнаружением трех таких клинков в одной гробнице; более того, как уже говорилось, четвертый из них много лет пролежал в коллекции Марзаботто. Все они имеют похожую форму — высокоцивилизованную. Количество ва важных поселения. Первое — это большое доисторическое городище, занимавшее весь холм и плато. Второе — исторический Илиум в трех фазах своего развития — первобытное эолийское заселение Акрополя, македонский город и римский Илиум.

Непосредственными соседями троянцев были лидийцы, которых история делает предками древних этрусков. Геродот (I, 94) рассказывает историю о Тиррениусе и его отъезде, которая, однако, отличается от отчета Ксантуса Лидийского, сохраненного Николаем Дамасским. В «Илиаде» (II, 864) лидийцы появляются только как меонианцы. Это были люди, говорящие на иранском языке, судя по таким словам, как «кав» («канис», «кьон», «сван» и т. д. — т. е. «собака») и «сар-дис» от «сарат» или «сард», «трэд» в древнеперсидском и «сал» в современном персидском языке — «год». Язык их явно родственен этрусскому и латыни; например, Мирсилус, сын Мирсуса, греко-лидийское имя Кандаулеса (Геродот.1, 7), происходит от «Лартиал-и-са»; а Сервилиус — от «Сервиус», где «л» — означает «сын» (filius), что демонстрирует ту же странность. Лидийцы были цивилизованным народом, который первым начал изготавливать золотые монеты (Геродот. I, 94) и штамповать серебро (там же)1; имя их навсегда окажется связанным с музыкой. У них число двенадцать считалось священным; оно создавало совершенную Амфиктионию ионийцев и сохранилось в конфедерации этрусских городов (Л и в и й. V, 33). Наконец, гробница Алиаттов, похоже, является прототипом этрусских гробниц; причудливость этих «домов мертвых» позволяет предположить прямое заимствование из Египта, а не случайное совпадение. Но Бругш совершенно не верит в существование пеласго-италийской конфедерации во времена Мернептаха и Рамсеса III; и он положительно считает, что египтяне периода Четырнадцатой династии ничего не знали об Илиуме и дарданианцах, мисийцах и ли-кийцах, лидийцах и этрусках, сардинцах, греках-ахейцах2, си-кулианцах, теусинианцах и осканцах.

Как бы то ни было, этруски, «acerrimi Tusci» Вергилия, были высокоцивилизованным народом, изобретательному и клинков позволяет также предположить, что они — местного производства, а не оставлены боянами и лигаунианцами, которые, согласно недавним предположениям профессора Ко-нестабиле, могли быть захоронены на кладбище Марзаботто. Дата последнего несколько неопределенна; но оно не может датироваться позже кладбища в Вилланова, где граф Гоззади-ни нашел «красную медь», которую он датирует временем Нумы, 700 г. до н. э. Ему противостоит практик-антрополог Габриэль де Мортилье, выдвигающий гораздо более ранние сроки.

Граф Гоззадини приводит ценное описание пятого этрусского меча, недавно обнаруженного на ферме «Палацци-но» в округе Церетоло общины Касалеччио, где-то в десяти километрах к юго-западу от «этрусской Болоньи». В отдельной гробнице, тщательно раскопанной собственником (Марчезе Томазо Боши), был обнаружен скелет, лежащий ногами на юг. Под левую руку от него лежал железный наконечник копья1, тянувшийся выше головы; на левом плече был толстый наплечник из бронзы. Другие предметы, в числе которых этрусская ойнохоя, два ножа, сделанные целиком из железа, и зубило из того же металла, были разбросаны по могиле, которая не была облицована камнем. Справа от скелета лежал железный меч, в железных же ножнах; у меча не хватало рукоятки. Принято считать, что оружие хоронили вместе с его хозяином.

Граф Гоззадини описывает меч следующим образом: «Слегка двояковыпуклый и двусторонний, он насчитывает 0,625 метра в длину — от хвостовика (colodo) до конца ножен. Хвостовик, не считая той его части, которая формирует ручку, имел длину 0,11 метра. Ширина его — 0,47 метра у рукоятки, к концу он сужается, что доказывается тем, что ножны сужаются до 0,27 метра в конце. На рукоятке не было никаких признаков поперечины или гарды, которая тоже была бы железной; очевидно, что она была сделана из какого-то недолговечного материала, который полностью разрушился. Предполагается, что форма рукоятки повторяла форму мечей предшествовавшего бронзового века, то есть имела утолщепне за лезвием для удобства хватки. Ножны были чуть более двояковыпуклыми, чем сам меч: железная пластина около одного миллиметра толщиной, свернутая в горизонтальной плоскости так, чтобы края ее, соединяясь, накладывались друг на друга, образуя узкий шов. Заканчивались ножны крючком или ферулой яйцеобразной формы; возможно, к ним относится и фрагмент железной пластины с коротким широким крюком, похожий на используемые для крепления ремня».

Здесь у нас снова имеется совершенная рапира. Единственный вопрос — этрусская ли она или, как предположил М.Г. де Мортилье, галльская. Граф Гоззадини умело отстаи-нает первый вариант. Он указывает на то, что вторгнувшиеся «бойи» удерживали и город, и всю страну на протяжении двух исков (566—358 гг. до н. э.), пока римляне навсегда их не изгнали, но доказывает, что эти народы не пользовались столь хорошими мечами. Когда я дойду до кельтов (гл. 8), я покажу, что длинный неудобный рубящий «клайдаб» или «спата» пих народов не имели ничего общего с мощной двояковыпуклой и тщательно окультуренной рапирой Церетоло.

Другие клинки, похожие на этот клинок из Церетоло, — длинные, узкие и имеющие заостренный конец — находились и явно этрусских гробницах. Были обнаружены такие же в Каире; ныне они находятся в Григорианском музее в Риме. В декабре 1879 года еще два клинка были найдены в некрополе и Вальдичиане, между Чиуси и Ареззо, где на подставке высокой вазы была выгравирована длинная этрусская надпись. Два похожих лезвия нарисованы также, в рельефе и цвете, на оштукатуренной стене гробницы в Каире. Дес Вергерс в атласе «Этрурия и этруски» описывает их так: «Фриза их главы была украшена изображениями длинных обоюдоострых мечей с большой крестовиной, а справа — с гардой, напоминающих те, что римляне называли спатами. Одни — обнажены, другие — в ножнах». Четыре таких меча были обнаружены также в Пьетраббонданте в районе широко прославленной Исернии и хранятся в Национальном музее Неаполя. Синьор Кампанари обнаружил в этрусской гробнице бронзовую рукоятку меча, прикрепленную к железному клинку. Наконец, в поместье Беначчи возле Цертозы в Болонье тоже был обнаружен железный клинок и железные зубила, похожие на клинки Церетоло.

Профессор Конестабиле недавно совершенно верно подметил, что «мечи такой же формы и такого же размера обнаруживались и в других этрусских городах, расположенных вне сферы галльского нашествия, особенно в Тоскане». Совершенно точно, что такие клинки находят по обе стороны Альп. Как римляне переняли иберский или испанский клинок, так же и галлы могли вместо своего собственного несовершенного оружия принять на вооружение то, что позаимствовали у итальянцев. Из их истории мы знаем, что они так делали. Более того, этруски распространили свою торговую деятельность не только на приальпийскую местность, но и на всю обширную территорию от Швейцарии до Дании и от Валахии до Англии и Ирландии. Это доказывают исследования многих ученых. Десор, получив рисунок железного меча с бронзовой рукояткой, обнаруженного в Сионе, и, по заявлению Тиоли, в точности напоминаю- I щего мечи Гальштата, сказал так: «Подобные мечи явно производились не в самой стране; они свидетельствуют о большой торговой активности этрусков в раннюю железную эпоху». Ливии действительно подтверждает размах производства оружия в Этрурии, относя его на 205 год до н. э., когда закончилась боянская оккупация Фельсины. Тогда один только Ареццо смог обеспечить флот Сципиона за сорок пять дней тремя тысячами шлемов, таким же количеством щитов-скутов и копий трех разновидностей.

Но рапира не представляла собой единственную форму этрусского меча. В «Этрусских древностях» Гамильтона есть фигура человека, несущего рубящий меч как кортик, затянув ремень на верху груди. Керамика Этрурии содержит много четких рисунков мечей и другого оружия; но технология их несколько смешана, и самая надежная информация — это та, что получена из существующих находок.

Эти находки позволяют нам судить, что у этрусков Италии с древнейших времен была рапира, совершенное оружие для того, чтобы рубить и колоть. Клинок — длинный, но не слишком; он достаточно широк, чтобы быть эффективным, но не слишком тяжелым, и, как только возможно, его усиливает ребро жесткости, формирующее полую арку. В главе 11 я проведу сравнение этрусского меча с микенским; последний является чудом своего рода, но сделан из более отсталого металла — бронзы.